Николай Петрович Резанов сейчас не популярен среди историков, занимающихся Русской Америкой. Не в трэнде. Это может удивить многих: как же так? А "Юнона и Авось"? А Красноярск? А популярные сайты?
Это все для бедных. А в научной литературе возобладало объективистское перестроечное направление, заложенное Н. Н. Болховитиновым.
Суть этой концепции заключается в том, что Американские колонии не были нужны России, их ликвидация и постепенная продажа были объективной необходимостью. Ликвидация владений были важным успехом российской дипломатии. Ушли, сохранив лицо, что-то за это еще и получив. Не ушли бы сами, получили бы коленкой под.. Установили очень важную морскую границу между Россией и США, подтвержденную международными договорами 1970-х и 1990-х годов, что является важным фактором стабильности.
Поэтому не случайно, что Резанов, во многом создатель Российско-Американской компании, ее вдохновитель, не попал ни на памятные палладиевые и платиновые монеты, посвященные 250-летию Русской Америки, ни на одну советскую или российскую почтовую марку. Гвоздев, Беринг, Баранов, Кусков попали. Кук попал! А Резанова обошли.
В отечественных публикациях последних лет полностью главенствует точка зрения его заклятых врагов: Крузенштерна, Лисянского и Головнина, но это отдельная тема.
А в Америке преобладает другая точка зрения. Если у меня хватит терпения и будет время обязательно напишу о Резановской теме в англоязычной литературе (прежде всего весьма интересная писательница Гертруда Атертон) и в русскоязычной (Николай Николаевич Сергиевский и Виктор Порфирьевич Петров -- наиболее значительные имена). Резановская тема отражена и в творчестве значительного русского художника Анатолия ("Анатолио") Соколова, бежавшего от сталинского рая после войны в Аргентину, а потом перебравшегося в Калифорнию. В начале нулевых его портрет Кончиты Аргуэльо был с большой помпой передан в один из московских художественных музеев.
А пока помещаю небольшую поэму Хоакина Миллера. Мне он очень нравится. У него немало стихов о России, как он ее себе представлял, но представления его были довольно далеки от реальности. А вот поэма о Резанове, как мне кажется, удалась! Она была написана в 1910-е годы, но опубликована вскоре после смерти поэта.
Так же, как Гертруда Атертон (между прочим, потомок Франклина по прямой линии), Хоакин Миллер был членом Богемного клуба Сан-Франциско, много сделавшего для сохранени памяти о русском присутствии в Калифорнии (см. интересную серию рассказов Атертон ("До прихода "гринго"").
В поэме Хоакина Миллера очень точной мне кажется мысль о последнем, во многом уже инерционном броске России на Юг, который был завершением неукротимого движения на Восток, поддержанному гением Петра, прозорливостью Павла и остановленном искусственно их не во всем дальновидными потомками.
THE TALE OP REZANOFF
To understand my tale you must shape forth
Russia the white Prometheus of the North,
South groping a dead century agone
To lands that know the pleasure of the sun.
She has just struggled to the Eastern verge
Of that vast sea that licks with leaden surge
The northward gates of Asia. She is worn
With labour. All the sterile fields are torn
With the tramp of Ermack's horses; and Behring's keel
Has found a nameless sea, whereby the steel
And iron of gigantic cliffs arise.
And there beneath the cloud-begirded skies,
Where a warm current strikes the weary coast,
Glitter the dull fires of a trading post.
Wearier than the eternal Steppes the sea
Leaguers the little fortress warily —
A dozen huts, a church, a palisade
Whereo'er the double-eagle is displayed
At battle with a ceaseless wind.
( Read more... ) ''Ah, here I stand,''
He thought, "the last far outpost of our land,
A useless dagger, doomed for aye to rust,
The final effort of the lunge and thrust
That conquered Asia. The blown drop of foam
Ahead of Russia's wave that soon shall comb
And crash across the calms of All the East.
Here am I but the meanest and the least
Dull little tool of the Earth-shaking trade
That troubles nations.
"By my God,'' he said,
''For one faint touch of momentary power
My soul should be the devil's, but that hour
Russia should still remember, till the plunge
Abysmal of her ending should expunge
Memory of empire and majesty and might."
Then suddenly he shouted, for a light
Lay on the Sea, and underneath the cold
High moon a close hauled frigate rocked and rolled
On for the haven. Rezanoff sought the beach
Shouting out orders in the Aleut speech
Unto his Indians. For the open road
They drove the kayak, where the dull moon showed,
Dully and faintly drowned in silver shine,
The Russian colours. Like a draught of wine
Came on his ear the thrilling native tongue
As sick for joy, he stood his friends among.
"News of four nations," quoth the Captain then,
"Our orders say to southward. Ships and men
We meet with further. But the whole command
Is given with imperial letters to your hand
Governor Rezanoff."
And Rezanoff read
As though a thunder beat within his head,
Authority that passed the maddest dream
Of his desire. Oh sweet to whip the team
Of empire and ambition South away.
And at the furious out-break of the day
Urged with a driving wind and driving tide
They shot on their endeavor far and wide.
Now for a space seek out another land,
A country of fair mountains, which the hand
Of wearied Mexico but lightly rules
Whence that most ancient flag of gold and gules
Is scarce departed. There almost at grips
Two nations white with anger to the lips.
Imperial in her anger England stands,
Ready to loose the lightning of her hands,
And her fierce daughter, hand upon hilt,
Braced like a panther, will not shun the tilt.
And hark, upon their waxing quarrel comes
The roll and droning of the Russian drums.
But in the pleasant country far apart
Dwells now a girl, and perfect is her heart.
Nor cares what anger may divide the great.
Virginal and equable and sweet the state
Of her and all her doings. All men look
Into her eyes as though they were a book
Of some most pure salvation. And her tread
Is light as the dear vision of the dead.
Your eyes forecast no future agony,
Donna Concepcion, nor can you see
How in this strife your youth shall totter down.
( Read more... ) But meanwhile full four thousand leagues away
Came other champions in that game to play,
And the marshalling of leagues, and furbishing
Of allied arms. And now must many a king
Look to his forces. Europe crouched to leap
Looses her navies; and the sea-winds sweep
Armaments together, eager to invade.
Then speaks one statesman at whose word the blade
Reluctant nations irresolutely sheathe.
And the young republic freelier doth breathe.
And half across the world the labouring Czar
Saw he had carried the attack too far.
And checked by endless lands and endless seas
Gave up the project and withdrew his piece.
"Governor Rezanoff," the crowned letter ran,
For this occasion we forego our plan
And having other needs command return
To Petersburg, where we can turther learn
The inward of the thing. We will discuss
The matter largely when you come to us."
What could Rezanoff? Ah the poisoned thrust —
The serpent stroke arisen from the dust.
The bitter arrows of all miseries smote
Rankling and barbed in his heart and throat.
And white Conception's eyes were things to fear
In memory through many an awful year.
Go back, Rezanoff! The great Czar has called
And though your spirit and your heart appalled
With sorrow, still in utter anguish burn,
Go! Go! Yet keep a vision of return.
How he lived thence and what the deeds he wrought
I know not, nor wherever I have sought
Has there subsisted to this day a trace.
Perchance he found within another place
Another love, or happier perchance,
Where Russian rifle and Bokhariot lance
Won space for the fulfillment of their hate,
In the wild Asian wars he found his fate.
But solemnly the empty years marched on
And the rains came and went, and the sun shone,
Yet still must passion-sick Concepcion wait
Within her rancho by the Silver Gate.
No tidings from that time came ever forth
Concerning that lone Exarch of the North
Men called Rezanoff. Like a wind he came,
And lo! was gone like a wind-stifled flame,
Leaving no token or sign to be descried
Save Love, whereon a girl was crucified.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
