jan_pirx: (Condor)

РУСЬ И РOССIЯ

I.

Въ вышедшей нѣсколько лѣтъ тому назадъ книгѣ кн. А. М. Волконскаго «La verité historique et la propagande ukrainophile» есть одно чрезвычайно любопытное мѣсто, какъ нельзя лучше подтверждающее тотъ кризисъ націи, о которомъ я упомянуль раньше (см. «Возр.» № 840), говоря о нашихъ предреволюціонныхъ десятилѣтіяхъ. Противополагая два существующія въ современномъ русскомъ языкѣ имени нашей страны (Русь и Россія) и образованныя отъ нихъ прилагательный (русский и россійскій), авторъ поясняетъ, что последнее употреблялось въ наше время въ торжественныхъ формулахъ офиціальнаго языка, а ранее — «въ напыщенномъ стилѣ ХVIII вѣка». Затемъ онъ говоритъ: «Въ слово Русь вкладывается чувство любви, горести и радости, въ словѣ россійскій чувствуется присутствіе имперіалистской идеи, въ словѣ же Россія звучитъ спокойное, дѣловое обозначеніе».

Да, кн. Волконскій безусловно правъ, что большинство изъ насъ думало и чувствовало такъ, какъ онъ говорить. Но потому-то мы и погибли, что думали и чувствовали такъ... И, кромѣ того, онъ многаго не договариваетъ. Такъ, онъ забываетъ пояснить, что давно забытое, старое имя Русь было введено въ обиходъ, въ качествѣ поэтическаго архаизма, лишь въ XIX вѣкѣ. Но поэтическіе архаизмы habent sua fata. Мы видимъ это въ дни нашей революціи, на примѣрѣ «Украины»; то же случилось еще раньше и съ «Русью». Она не замедлила вступить въ оппозицію съ «Россіей» и расколола психологически на двѣ части русскую душу и русскій міръ. Имя «Россія» понемногу отошло отъ народной души: оно стало представлять что-то — пусть хоть немного — чуждое, «имперіалистическое», слишкомъ офиціальное и сухое, и потому-то и потускнѣло въ народной душѣ.

Все это есть не что иное, какъ отраженіе въ самомъ языкѣ того сдвига, который одновременно происходилъ во всехъ сферахъ русской жизни, иначе говоря, — такъ отразилось разложеніе Имперіи.

Процессъ омертвѣнія въ языкѣ слова «Россія», какъ обозначенія живой сущности страны и народа, далеко не дошелъ до завершенія. Вдобавокъ, выраженіе «Россія» вполнѣ сохранилось въ живомъ языкѣ, въ смыслѣ географическомъ, территоріальномъ. Но, все-таки, «Россія» имѣетъ въ виду, такъ сказать, тѣло, а «Русь» — душу страны («любовь» кн. Волконскаго). Кроме того, «Россія» имѣетъ скорее политическій, а «Русь» — этническій смыслъ. Поэтому то, напр., Эстляндія была Россіей, но она не была Русью. Тѣмъ не менѣе, несомнѣнно, что за послѣднія пятьдесять лѣтъ «Русь» постепенно вытѣсняла «Россію» и становилась ближе, роднѣе русской душѣ. Съ этимъ и совпадалъ, — можно даже сказать, въ этомъ и заключался, происходившій во всѣхъ сферахъ жизни и въ самой душѣ народа процессъ разложенія націи, процессъ разложенія Имперіи, процессъ разложенія Петровской Россіи.

Но если «Русь» не вполнѣ вытѣснила еъ повседневномъ обиходѣ «Россію», то производные отъ первой русскій, русскіе (въ смыслѣ существительнаго, какъ обозначеніе народа) вполнѣ вытѣснили производное отъ второй — россіянинъ. Исторія этого слова еще яснѣе обнаруживаетъ намѣченный выше національно-психологическій процессъ. Мы теперь говоримъ — Россія — русскій и даже не замѣчаемъ, что эти выраженія не находятся другъ съ другомъ въ генетической связи. Между тѣмъ правильно образованнымъ отъ имени страны «Россія» именемъ народа будетъ не «русскіе», а «россіяне»; «русскіе» же образовано отъ имени «Русь». И дѣйствительно: когда вспыхнуло и сразу ярко разгорѣлось въ сознаніи и сердцѣ нашихъ предковъ имя «Россія», они сразу же назвали себя — грамматически вполнѣ правильно — россіянами. Это случилось при Петрѣ, хотя подготовлялось уже ранѣе: имя «Россія» — ровесникъ Имперіи, и по дѣйственной своей сущности — однозначуще съ ней. Кн. Волконскій чувствуетъ присутствіе въ этомъ словѣ, — точнѣе, въ образованномъ отъ него прилагательномъ, — «имперіалистской идеи». Но его характеристика выиграла бы и стала бы еще правдивѣе, если бы онъ замѣнилъ двусмысленный терминъ «имперіалистская идея» болѣе яснымъ: имперская идея. Въ словахъ «Россія» и «россійскlй» дѣйствительно заключено не что иное, какъ наша имперская идея.

Read more... )

4.

Возвращаясь къ національной психологіи ХVIII-го и первой половины XIX вѣка, можно сказать, что для нашихъ предковъ «россіянами» были дѣйствительно и казанскій татаринъ, и прибалтійскіе уроженцы — нѣмецъ, эстонецъ и латышъ, и житель западныхъ областей, и полякъ, и «другь степей - калмыкъ». И это-то и сгубилъ археологическій неологизмъ «Русь». Онъ превратилъ нашъ сознательный, мужественный и яркій имперскій патріотизмъ въ неопредѣленный, полу-инстинктивный, сентиментальный («горести и радости» кн. Волконскаго) этнизмъ.

Да, въ концепціи Россія — россіяне была не только одна любовь: въ этой концепціи была и огромнаго напряженія сила. То, что слова россіянин и русскій кажутся намъ «напыщенными», обнаруживаетъ только то, что мы перестали понимать героическое. По мѣрѣ того, какъ это имя теряло героическій и получало, говоря языкомъ кн. А. Волконскаго, «спокойный дѣловой» характеръ, пересталъ быть героическимъ, — не дѣлаясь, къ сожалѣнію, одновременно «спокойнымъ и дѣловымъ», — и называемый именемъ Россіи народъ. Такъ-то онъ и превратился изъ «россійскаго» въ «русскій», и самъ терминъ «россійскій» сталъ звучать для него «слишкомъ офиціально».

Съ Петромъ умираетъ у насъ старая «московская» и рождается новая, «россійская» нація. Слова Русь и русскій покрываются въ Петербургѣ еще болѣе густымъ туманомъ, чѣмъ они были покрыты въ царской Москве. Слово «Русь» совершенно погибаетъ, чтобы воскреснуть только черезъ полтораста лѣтъ. Слово «русскій» сохраняется, но дѣлается словомъ, выражаясь языкомъ Ломоносова, «средняго», если не прямо «низкаго штиля». Намъ «высокій штиль» нашихъ предковъ ХVIII-го и начала XIX вѣка кажется «напыщеннымъ», «неестественнымъ». Но для нихъ онъ былъ естественнымъ стилемъ. Они были людьми высокаго стиля; они чувствовали его въ себѣ и жили имъ. И только поэтому они могли создать Россію. Они создали въ какихъ-нибудь полвѣка славу, культуру и величіе Россіи.

Въ XIX вѣкѣ начинается поворотъ, и какъ разъ обратный петровскому, сдвигъ: въ словѣ «россійскій» рѣзко обозначается «офиціальный», противоположный «народному», оттѣнокъ, и отъ него отлетаетъ «любовь», слово же «россіянинъ» совершенно исчезаетъ изъ языка. Нарождается новая Россія, которая уже не хочетъ звать себя Россіей, а называетъ себя «Русью». Такъ, на исторіи этихъ словъ мы можемъ прослѣдить исторію зарожденія, созрѣванія и разложенія Имперіи. Это былъ сдвигъ отъ націи къ этносу, бывшій, въ интимнѣйшей своей сущности, возвращеніемъ отъ порядка и устроенія въ анархію и первобытный хаосъ.

И если слова могутъ губить, а въ нихъ несомнѣнно заключается нѣкая, порою весьма могущественная сила, — то нѣтъ слова, которое причинило нашему бытію, какъ націи (и вообще силѣ и правдѣ Россіи), большаго вреда, чѣмъ архаическое слово «Русь». Археологическія реконструкціи всегда въ высшей степени опасны. И такой реконструкций и была, въ очень многихъ отношеніяхъ, нынѣ погибшая Россія нашихъ славянофильствующихъ сумеречныхъ десятилѣтій.

Александръ Салтыковъ

«Возрожденіе» Томъ 3 № 846, 26 сентября 1927.

jan_pirx: (Condor)

Граф Александр Александрович Салтыков – один из энциклопедистов-универсалов, которых мало оставалось в конце XIX – начале XX века. Домашнее воспитание, классическое образование, жизнь в усадьбе на своей земле, портреты предков на стенах и, конечно, гены сделали свое дело. И постепенно сформировался мыслитель и поэт, ученый и романтик, в котором специальность – земельный вопрос в России – гармонично сочеталась с огромной широтой кругозора и глубиной постижения судеб Родины.

Read more... )

jan_pirx: (Condor)

„Дворянинъ“ Павловъ

Быстро вымираетъ старая Россія.

Въ субботу, 31-го января, скоропостижно скончался въ Ванвѣ, подъ Парижемъ, Николай Алексѣевичъ Павловъ, знаменитый въ свое время «дворянинъ Павловъ» и даровитѣйшій русскій человѣкъ.

Спектръ талантовъ покойнаго напоминалъ широко раскрытый вѣеръ: онъ былъ выдающимся хозяиномъ-организаторомъ, видною величиною дворянскихъ и земскихъ собраній, выдающимся дѣятелемъ Земскаго Отдѣла М. В. Д., интереснымъ писателемъ и природнымъ ораторомъ. И вдобавокъ — человѣкомъ сильнаго личнаго обаянія.

Read more... )

Дворянинъ стараго рода, онъ сталъ «дворяниномь» (въ кавычкахъ) съ техъ поръ, какъ сталъ подписывать этимъ именемъ свои статьи въ «Московскихъ Вѣдомостяхъ». Но онъ былъ куда менѣе популяренъ въ дворянскихъ и земскихъ кругахъ, чѣмъ среди своихъ крестьянъ. Въ этихъ кругахъ онъ всегда находилъ, если и не прямыхъ враговъ, то ядовитыхъ критиковъ, вообще, людей, относившихся съ усмѣшкою къ его стремленіямъ и дѣятельности... Не вполне «оцѣненъ» былъ Павловъ и въ Петербургѣ, т. е. въ рядахъ государственной службы, этого исконнаго и подлиннаго «народнаго представительства» Россіи, бывшаго ареною политической борьбы не менѣе яркой и упорной, чемъ борьба парламентская, но, можетъ быть, болѣе содержательной, чѣмъ послѣдняя. И какъ разъ личность и жизнь Павлова вскрываютъ, сколь мало было, въ нѣкоторомъ смыслѣ, «бюрократическаго» въ нашей бюрократіи...

Одно время его слава гремѣла. Пусть эта слава была нѣсколько специфическая и пусть гремѣла она въ нѣсколько специфическихъ кругахъ, но былъ моментъ (въ 1905—1906 годахъ), когда онъ могъ выйти и на болѣе широкую дорогу. Но онъ былъ увлечевъ отъ нея въ сторону — личною своею судьбою... Съ техъ поръ и началось медленное «умираніе» Павлова, подталкиваемое и давнею болезнью сердца....

Read more... )

Онъ, конечно, былъ болѣе ораторомъ, чемъ писателемъ. Но все же его «Записки сельскаго хозяина» останутся, несмотря на нѣкоторыя досадныя длинноты и частыя повторенія, интереснѣйшею книгою. Не говоря уже о многихъ ея оригинальныхъ точкахъ зрѣнія, она — цѣннѣйшій документъ для познанія русской деревни передъ войною и революціей. Эту книгу можно сблизить съ «Нашимъ преступленіемъ» Родіонова — пусть она и подходить къ проблемѣ русской деревни съ иной стороны и беретъ ее въ иномъ разрѣзѣ.

Уже въ эмиграціи, уже одною ногою въ могилѣ, Павловъ увлекся художественнымъ творчествомъ. Оно не прибавило лавровъ къ его недоплетенному венку... Но и оно обнаружило неукротимость его страстной, вѣчно стремившейся къ творчеству и выявленію, натуры. И оно свидѣтельствуетъ о необыкновенной широтѣ діапазона этого даровитаго русскаго человѣка эпохи нашего безвременья.

Александръ Салтыковъ.

(«Возрожденіе» Томъ 6 № 2075, 6 февраля 1931.)

jan_pirx: (Condor)

<...> Всякая соціальная доктрина, всякое политическое ученіе, — всегда бываютъ тѣсно связаны съ общими данностями своей эпохи, съ общимъ ея идейнымъ движеніемъ, въ частности, и съ общими историческими взглядами данной эпохи. Такъ въ свое время и принципъ народнаго суверенитета явился, въ сущности, лишь преломленіемъ и отраженіемъ въ области политическихъ теорій — общаго взгляда уходящей нынѣ эпохи, по которому за каждымъ историческимъ дѣйствіемъ, за каждою "историческою судьбою" (и, въ частности, за жизнью каждой націи, за каждою національною культурою) предполагалась творческая дѣятельность особаго массоваго дѣятеля, эту національную судьбу создающаго: народа. "Народный суверенитетъ" явился такимъ образомъ лишь функціей и логическимъ послѣдствіемъ (вполнѣ логическимъ!) творческихъ способностей, признанныхъ за "народомъ": разъ народъ былъ признанъ субъектомъ творчества жизни, субъектомъ самой исторіи, то онъ долженъ былъ явиться и субъектомъ всяческихъ правъ.

Но данный историческій взглядъ на "народъ", какъ источникъ національнаго творчества, нынѣ все болѣе утрачиваетъ права гражданства. Да и самъ этотъ терминъ все болѣе исчезаетъ изъ обиходнаго языка историческаго изслѣдованія. И поскольку этимъ терминомъ обозначаются "народныя массы", увѣренно можно сказать, что не въ нихъ источникъ того, что называется "національнымъ творчествомъ", что онѣ не субъектъ, но объектъ исторіи. И столь же увѣренно можно сказать, что по мѣрѣ укрѣпленія этого взгляда, — а онъ, несомнѣнно, укрѣпится въ мысли и чувствѣ недалекаго будущаго — окажется совершенно непоколебленной и исчезнетъ изъ жизни и теорія народнаго суверенитета.

Read more... )

Однако творцы демократическихъ конституцiй, — такъ было уже въ древности — никогда себѣ не представляли (и отчасти именно въ силу своего "идеализма"), къ чему можетъ привести дѣйствіе этихъ конституцій на практикѣ. Въ древности онѣ привели къ открытому подкупу народныхъ массъ демагогами и денежными магнатами. Но и въ новѣйшей Европѣ создалось положеніе, при которомъ дѣйствительная власть избирателей становится тѣмъ меньше, чѣмъ болѣе "всеобщимъ" является избирательное право. Принципы демократіи являются дѣйственными, въ сущности, лишь до того момента, пока не создается организованнаго водительства массами. Но какъ только таковое создается, выборы получаютъ, въ лучшемъ случаѣ, лишь чисто отрицательное значеніе своего рода "цензуры". И то не на долго. Современный избиратель не имѣетъ даже, въ сущности, права выбора между партіями. Ибо его воля направляется чрезвычайно могущественнымъ аппаратомъ "организованнаго" общественнаго мнѣнія, диктующаго свою волю и самимъ партіямъ. Такимъ образомъ, и выборы и сами партіи утрачивають въ концѣ демократическаго "Эона", свой первоначальный смыслъ. Выборы становятся малодоказательной формальною манипуляціей, а партіи, давно уже сами себя укомплектовывающія, — карьернымъ учрежденіемъ и вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ бы лишь свитою нѣсколькихъ выдѣлившихся изъ массы вождей.

Read more... )

Эта линія и означаетъ пробужденіе въ демократіи "расы", т. е. ея конецъ. Ибо какъ не называть столь ярко нынѣ обнаруживаемое въ политической жизни всѣхъ странъ господство сильныхъ личностей — диктатурой, цезаризмомъ или еще какъ нибудь иначе — трудно не видѣть, что новѣйшая Европа идетъ къ чему то, весьма напоминающему цезаризмъ древняго міра. И идетъ именно по тому самому пути, по какому шелъ къ нему этотъ міръ, т. е. по пути демократіи.

Но цезаризмъ былъ и въ древнемъ мірѣ явленіемъ преходящимъ. И инымъ онъ не можетъ быть, ибо онъ есть нѣчто безформенное. А безформенности не выносить жизнь. Въ дѣйствительности, цезаризмъ не начало, а конецъ. Въ немъ — лишь возвѣщеніе объ иныхь силахъ. О какихъ именно, — объ этомъ когда нибудь въ другой разъ...
("
О монархiи, республикѣ и демократiи" — «Возрожденіе» Томъ 7 № 2223, 4 іюля 1931)

jan_pirx: (Condor)

Мистически совпала моя вычитка этой статьи с заметкой [livejournal.com profile] yu_sinilga. Речь в статье идет о книге графа Ги де Пурталеса о Людвиге II Баварском. (Guy de Pourtalès Louis II de Bavière ou Hamlet-Roi — 1928). Ги де Пурталес — интересный французский писатель швейцарского происхождения (см. здесь). Роман о Людвиге Баварском — один из восьми романов из серии "Романтическая Европа". В эту серию вошли также биографии Листа, Шопена, Нитцше и Берлиоза. Граф Пурталес — участник великой войны на стороне Франции, его сын погиб во  II  мировой войне.

Въ четвертомъ измѣренiи

Странный городъ. Своеобразная страна. Она часто плѣняетъ пріѣхавшаго на короткое время путешественника. Но при долгомъ пребываніи тяготитъ чужеземца... Туманы, непроницаемые туманы, желтые «туманы безумья» — зимой и поздней осенью. Нѣтъ почти весны — тепло начинается лишь со второй половины мая. Лѣтніе изнурительные знои, да и они часто смѣняются рѣзкими холодами. Прекрасно лишь — начало осени.

«Туманы безумья» — и въ прошломъ. Пусть и въ нарядѣ скоморошества. Мюнхенская оперетка — «Афины на Изаре». Король Людовикъ I привезъ изъ Италіи это «эллинское безуміе». Было, можетъ быть, въ немъ и немного политики: вѣдь возродить недавно освобожденную Грецію былъ призванъ не кто иной, какъ его родной сынъ Отонъ. Но это тихое помѣшательство вскорѣ превратилось въ буйное. Въ недобрый осенній вечеръ — когда весь Мюнхенъ застлало туманами — король вcтрѣтился съ «дьяволицей». Такъ началась эпопея Лолы Монтесъ. Кончилось плохо. Именитая танцовщица едва избѣжала смерти отъ разъяренной толпы. Послѣдовало отреченіе. На престолъ вступилъ сынъ короля — Максимиліанъ.

Это прологь. Самое дѣйствіе, которому посвящена новая книга Пурталеса («Людовикъ II Баварскій или Гамлетъ-король») начинается позднѣе, въ шестидесятыхъ годахъ. Максимиліану наслѣдовалъ его сынъ Людовикъ II.

Read more... )

Совершенно въ новомъ свѣтѣ представляется у Пурталеса исторія трагическаго конца...

И во-первыхъ: вполнѣ чистымъ остается въ этой гнусной и нелѣпой исторіи имя Бисмарка, съ которымъ ее прежде таинственно связывали... По Пурталесу, она — чистѣйшій продуктъ мѣстныхь условій, мѣстной обстановки. Она выросла изъ желтыхъ Мюнхенскихъ тумановъ. Неумѣлость, нелѣпость, что-то до неслыханности несуразное, какая-то туманно-больная абракадабра — проходитъ черезъ нее отъ начала до конца. «Этотъ безумецъ вовсе не былъ безумцемъ» — восклицаетъ Пурталесъ. Но пусть онъ и былъ человѣкомъ не своей среды и не своей эпохи, пусть онъ вообще былъ во многихъ отношеніяхъ человѣкомъ не трехъ обычныхъ, а какого-то неизвѣстнаго, четвертаго, измѣренія, все это ему не помѣшало сыграть, въ придворно-парламентскомъ заговорѣ, окончившемся его смертью, едва-ли не самую достойную — и вмѣстѣ съ тѣмъ самую логическую — роль... Величія ея не уменьшаетъ и то, что онъ былъ не убитымъ, а, вѣроятнѣе, убійцею. На это намекаетъ собранный авторомъ матеріалъ. Повидимому, король первый бросился на сопровождавшаго его д-ра Гуддена. Но поступая такъ, онъ защищалъ заключенную въ себѣ дву-единую, въ его мысляхъ, прерогативу человѣка-короля... Впрочемъ, окончательной правды о тайнѣ Штарнбергскаго озера мы не узнаемъ никогда: оба утопленника скрыли ее отъ насъ...

Александръ Салтыковъ.

(«Возрожденіе» Томъ 4 № 1346, 7 февраля 1929.)

jan_pirx: (Condor)
saltykov3

Въ самомъ началѣ войны (сентябрь 1914 года) въ миланскомъ Corriere della Sera появилась поистинѣ вѣщая статья на тему: это не война, а революція. Но до сихъ поръ никѣмъ не была затронута еще болѣе глубокая, еще болѣе вѣщая тема; ничей взоръ не разгляделъ еще за призраками «имперіализма» и экономическаго соревнованія державъ, за призраками «противорѣчій» капитализма, будто бы приведшихъ къ войнѣ, — а вмѣстѣ съ тѣмъ, и за дѣйствительной неспособностью государственныхъ людей большинства европейскихъ государствъ не предотвратившихъ конфликта 1914 года, — никто не разглядѣлъ того, что обусловило эту неспособность, а вмѣстѣ съ нею и самый «имперіализмъ» европейскихъ правительствъ: глубокого революціоннаго кризиса, въ который Европа вступила уже задолго до 1914 года.

Read more... )

Есть указаніе на то, что именно военно-хозяйственный этатизмъ, проведенный Германіей несомнѣнно успѣшно въ первый періодъ войны, окончательно убѣдилъ Ленина въ жизненной правдивости и практической осуществимости его теоретическихъ взглядовъ. Причины, почему большевизмъ могъ овладѣть властью именно въ Россіи, достаточно ясны. Но Лениныхъ «im werden», людей убежденныхъ, что дѣйствительно наступила какая то новая эра, что кончился «органическій» періодъ исторіи и что міръ шагнулъ изъ «царства необходимости» въ то, что Ленины называютъ «царствомъ свободы», такихъ людей было, по окончаніи войны, сколько угодно во всѣхъ странахъ Европы.

Да и въ самомъ дѣле: развѣ не рушился тогда ея старый міръ? Развѣ не были уничтожены войною традиціонныя основы ея производства и вообще національнаго труда, — его психологія, — а вмѣстѣ съ нею въ весьма значительной степени — и всѣ основы прежней жизни? Развѣ не переродилось тогда европейское человѣчество? Развѣ уже не зарождалось изъ его развалинъ, или по крайней мѣрѣ не казалось, что зарождается, новое человѣчество? И развѣ не обнаружило уже себя это человѣчество въ цѣломъ рядѣ идеологичекихъ изувѣрствъ, въ пробужденіи всѣхъ низменныхъ инстинктовъ, въ общемъ одичаніи?

Принципы имеютъ внутреннюю логику, вполнѣ независимую отъ воли своихъ провозвѣстниковъ. Варварскіе пріемы войны, варварское отношеніе къ народамъ вражескаго стана довольно естественно перелились послѣ ея окончанія во вражду между различными классами одной и той же страны (а крушеніе міровыхъ монархій привело къ крушенію государственнаго авторитета во всѣхъ вообще странахъ). «Смерть старому государсгву» и «война дворцамь» не были объявлены повсюду офиціальными лозунгами, какь въ Россіи, но аналогичный сдвигь произошелъ несомнѣнно и внѣ ея. Рабочіе классы, народные низы, чуждые традиціямъ прошлого и не имѣющіе уваженія къ старымъ авторитетамъ, стали почти повсемѣстно притязать, если и не прямо на господствующее положеніе, то во всякомъ случаѣ на полное и безудержное удовлетвореніе своихъ матеріальныхъ потребностей и вдругъ пробудившихся разнообразныхъ аппетитовъ. Война выдвинула множество людей, не захотѣвшихъ вернуться въ прежнее свое состояніе и властно требовавшихъ повышенія прежняго уровня жизни. Вмѣстѣ съ тѣмъ звачительно ослабѣло столь характерное, особенно для занадныхъ странъ, чувство соціальной іерархіи и классовыхъ оттѣнковъ. Казалось, произошло крушеніе всего прежняго міросозерцанія простолюдина Европы, вмѣстѣ съ ослабленіемъ ея матеріальнаго могущества падалъ и моральный авторитетъ всѣхъ традицій прошлаго. «Старый міръ» дѣйствительно казался обреченнымъ. Слагалось представленіе о закатѣ Европы. Удивительно ли, что многимъ наймирнѣйшимъ гражданамъ разныхъ странъ — особенно Германіи — большевизмъ рисовался тогда пріемлемымъ, даже неизбѣжнымъ, исходомъ.
(Изъ статьи "
Крушенiе и возстановленiе Европы" — «Возрожденіе» № 1184, 29 августа 1928)

jan_pirx: (Condor)

Генеалогия графа Александра Александровича Салтыкова здесь:

http://www.angelfire.com/realm/gotha/gotha/saltykov.html

2i) Aleksei (1730-1802); m.Jekaterina Aleksandrovna Zagriajsky (d.18 Aug 1842)

1j) Grigori (1776-14 Feb 1829); m.Jekaterina Aleksandrovna Chereskov

1k) Lev (13 Jan 1802-18 Jan 1857); m.15 Apr 1827 Pss Jekaterina Mikhailovna Galitzine (29 Sep 1808-9 Dec 1882)

1l) Lev

2l) Natalia, d.by 1910; m.N Messaroche

3l) Aleksei (12 Aug 1835-17 Jan 1855)

4l) Aleksander, d.Kaluga 12 Feb 1903; m.9 May 1871 Maria Sergeievna Buturlin (d.Moscow 15 Aug 1915)

1m) Aleksander (1872-Paris 5 Jul 1940); m.Paris 4 Dec 1934 Pss Warwara Wassilievna Obolensky (Moscow 10 Apr 1872-Brussels 9 Aug 1952)

2m) Lev, d.24 Oct 1942, bur Ste.Geneviève-des-Bois; m.Aleksandra Mikhailovna Tzwjetkov

5l) Mikhail

6l) Sophia (26 Feb 1840-29 Mar 1895)

2j) Jekaterina (1778-1817)

3j) Jelisaveta; m.Grigori Nikolaevich Koljetschinsky

Read more... )

jan_pirx: (Condor)
Продолжаем поиск материалов о графе Александре Салтыкове.

АЛЕКСАНДР САЛТЫКОВ. ОДЫ И ГИМНЫ

Изд. "Милaвидa". Мюнхен.

("Руль", 1 октября 1924.)

Это - книгa искусных стихов, в меру охлaжденных, чaсто очень звучных, изредкa простых и прекрaсных. Музa поэтa живет в те векa, когдa люди писaли нa воске и склонны были придaвaть эпическое знaчение мелочaм жизни и природы. Сaпфики, aлкaики, гликоники, aсклепиaды и всякие рaзновидности гекзaметрa - вот кaкие мудреные рaзмеры воскрешaет aвтор "Од и гимнов". Из отдельных стихотворений безукоризненно хороши двa: "Сыро" и "Лен берут", обa состоящие из сaпфических строф. По примеру древних поэт берет темы из деревенской жизни:

Дaже птицы все улетели в поле.

Где-то лишь вдaли жестяные звуки

Слышны: стук… стук… стук… Обивaет косу

Стaрый Никифор.

Отметим прекрaсную сaпфическую спaзму, после "косу". Вообще говоря, Сaлтыков легко поддaется звуковому очaровaнью, и тогдa возникaют тaкие великолепно-звонкие стихи:

Родос дaлекий и Горнaя Фригия;

Пурпуром слaвный Вaaлa Сидон.

Кипр, иудеями полный, и Лигия

и Кaппaдокия и Колофон…

Поэт игрaет не только именaми богов и нaзвaниями древних стрaн, но и нaзвaниями ботaническими, свежо рифмуя aристолокия - глубокие, никтернии - вечерние, дaли - aзaлий. Очень хорошо в одном месте:

"розлито в чaше сaдa

спиреи молоко",

- и приятно, когдa вместо "георгинa" поэт говорит "дaлия" (Dahlia).

В сборнике есть и философские стихи, и политические, и "современные". Последние не хуже и не лучше тютчевских стихов нa злобу дня. Особняком стоит, однaко, стихотворение (янвaрь 1917) о черном пуделе (гетевском), недвижно сидящем нa мосту в хлопьях снегa. Хороши и строки, посвященные "футуристaм".

Зaкрывaя книгу, испытывaешь приятное чувство, словно проделaл ряд гaрмонических, плaвных движений нa свежем воздухе, и, ободренный блaгородными ритмaми, зaбывaешь посетовaть нa мелкие промaхи aвторa, - нa вялость некоторых стихов, не спaсaемых игрой эрудиции, - и нa две-три строки тaкой "русской лaтыни" (не лишенной, впрочем, своеобрaзной прелести): "Немного тaют в золоте вечерa стволы кaштaнов"…

jan_pirx: (Condor)
Mil

Повержена во прах Петра Россия...

Ты — первая прельстилась быть без мест!..

И дядя Сэм, сей новых дней Фиест,

Народов завтра съест куски живые

(граф Александр Салтыков)

Спасибо уважаемому Enzel’ю за открытие удивительного русского мыслителя графа Александра Александровича Салтыкова (1872 или 1873 — 1940 или 1943) (не путать с его полным тезкой и старшим современником тамбовским губернатором). Младосимволист, поклонник Владимира Соловьева (ездил к нему в Пустыньку) — человек-загадка. Я не нашел ни одной биографии Салтыкова. В годы гражданской войны Салтыков оказывается в Мюнхене и начинает сотрудничать с правым консервативно-католическим журналом «Hochland» («Нагорье») (любопытное созвучье в контексте творчества Салтыкова :-)). Именно там впервые появляется его статья «Две России» (№ 18, октябрь 1920). В то же время в этом журнале печатали и других русских эмигрантов «близких» взглядов: Федора Степуна, Николая Бердяева, Илью Гурвича.

В Мюнхене граф Салтыков основывает издательство «Милавида». Опять загадка. Почему павильон усадьбы Царицыно (архитектор Матвей Казаков — ученик отстраненного от строительства мартиниста Баженова) стал именем и эмблемой основанного Салтыковым издательства?

«Милавида» издала целый ряд знаковых книг русской эмиграции, в том числе сборники Ходасевича и Терапиано. С предисловием Салтыкова вышла книга Д. И. Менделеева «К познанию России».

В сборнике «Две России», включающем несколько программных статей, Салтыков несколько раз ссылается на свою статью «Мы и они», которую мне пока не удалось обнаружить. Была ли она напечатана на русском языке или на немецком в «Хохланде»?

Profile

jan_pirx: (Default)
jan_pirx

February 2017

S M T W T F S
   1 23 4
5 6 78910 11
12 13 1415 16 17 18
19 202122232425
262728    

Syndicate

RSS Atom

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 7th, 2025 04:35 pm
Powered by Dreamwidth Studios