![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
jan_pirxЕсли въ арміи организація протекала стройно, то въ устройствѣ внутренняго порядка — трудности были почти непреодолимыми. Въ то время, какъ среди военныхъ были испытанные бойцы партизаны, Сибиряки и чины старыхъ и бѣлыхъ армій, для управленія не хватало ни старыхъ, ни молодыхъ людей. Всѣ старые аппараты были разбиты. Негдѣ и не съ кѣмъ было работать. О учрежденіи министерствъ нечего было и думать...
Правителю нужно было найти хоть сто дѣльныхъ людей; но найти ихъ было трудно. Правитель назначилъ было съ первыхъ дней начальникомъ сообщеній — стараго, опытнаго, покаявшагося инженера, но уже черезъ недѣлю открылись новыя злоупотребленія. Всѣ до того изворовались и изолгались, что требованіе какой-то честной службы — казалось всѣмъ дикимъ...
Полевой судъ и разстрѣлъ — былъ отвѣтомъ правителя на открытое имъ хищеніе...
Наконецъ, во главѣ ж.-д. сообщеній, кромѣ Сибирскихъ путей, — имъ поставленъ былъ американецъ Уайтъ — говорившій по-русски. Этотъ американецъ, начавъ службу въ Канадѣ со стрѣлочника, занималъ y одного изъ ж.-д. королей высокій постъ.
Въ голодный 1921-й годъ, участвуя въ экспедиціи Нансена, онъ изучалъ состояніе Россіи. Брата его посадили въ тюрьму и убили, и самъ онъ едва унесъ ноги за свои обличенія. Съ тѣхъ поръ онъ остервенѣлъ и сталъ фанатикомъ противъ красныхъ...
Правитель зналъ его по Владивостоку и вызвалъ въ Самару, предложивъ ему постъ начальника сообщеній. Уайтъ прыгалъ отъ радости, узнавъ о назначеніи, но на другой день явился грустный.
— Что вы? — сердито спросилъ правитель.
— Не могу служить — былъ отвѣтъ.
— Это что за вздоръ, приказъ отданъ.
— Я не могу. Моя мать еврейка! Это чортъ знаетъ что за неудача! Я только что вспомнилъ...
— Да будь она хоть крокодилъ, ваша мать, мнѣ то что! — заоралъ на него всегда сдержанный правитель.
Уайтъ кинулся его обнимать и клялся все привести въ порядокъ...
И началъ!
Выписалъ четырехъ друзей, набралъ лучшихъ русскихъ, переставилъ весь личный составъ и удвоилъ всѣмъ жаловаыье.
— Вы съ ума сошли! — напалъ опять на него правитель.
— Нксколько, я увеличилъ ставки, оговоривъ, что оставлю жалованье тѣмъ, кто мнѣ угоденъ, a остальныхъ let them go to h!.. Смѣта же будущаго года — старая. A этотъ годъ особый, и я удваиваю содержаніе, — какъ праздничное...
Уайтъ сталъ царькомъ дорогъ. Онъ не щадилъ за лѣнь и разѣватость, поднимая на службу съ низшихъ должностей. Правитель поставилъ дороги на военное положеніе по образцу итальянскаго закона 1888 года и облегчилъ Уайту управленіе... Уже въ мартѣ Уайтъ подалъ правителю записку и предложеніе американскаго треста взять на себя возстановленіе дорогь.
— Я васъ не уполномачивалъ запродавать Россію, — вспылилъ правитель...
— Вы не торопитесь сердиться, генералъ. О запродажѣ нѣтъ рѣчи, a если Америка возстановитъ движеніе въ пять лѣтъ въ норму 1917 года — худого не будетъ?...
— Это не мое дѣло рѣшать, — сердито оборвалъ правитель.
— A если этотъ же трестъ гарантируетъ Наслѣднику всѣ необходимые первые займы по курсу сто, и процентомъ ниже всѣхъ остальныхъ промессъ, плохого не будетъ?
Правитель молчалъ...
— И если — началъ было Уайтъ, но его остановилъ отвѣтъ: «довольно, я не отклоняю, будетъ время, доложите Наслѣднику, если все это не сказка»...
— A все происходящее — не сказка? — смѣясь, спросилъ Уайтъ, и вызвалъ улыбку строгаго стараго лица правителя...
— Ну, кипятокъ, двигайте дороги, y меня недовозъ хлѣба. Въ городахъ и въ арміи скоро будетъ нехватка, — распутывайте графики — и не подведите меня!
Правитель хмурилъ лобъ, чуя скорый недовозъ. Хлѣбнаго налога онъ вводить не хотѣлъ. Выручилъ совѣтъ вездѣсущаго Ивана Смѣха и правитель выпустилъ воззваніе къ крестьянамъ : «Государство нуждается къ апрѣлю въ хлѣбѣ. Въ арміи недостатокъ. Управленія для закупки y меня нѣтъ. Я прошу крестьянъ меня выручить. Спѣшно доставить изъ деревень къ 20-му марта, до распутицы, съ посѣвной десятины по одному пуду разнаго зерна, подъ квитанцію станцій, въ зернохранилища и завозные склады. Расчетъ за хлѣбъ на станціяхъ 1-го іюля. Вѣрю, что крестьяне окажутъ помощь родинѣ».
Никто не наблюдалъ изъ какой губерніи началась доставка. Началась она разомъ въ ста мѣстахъ, гакомъ, въ круговую, шутя и охотно. На станціи потянулись обозы. Везли хоть и безъ толку и въ разнобой, но хлѣбъ давали чистый, сухой, благо годъ передъ тѣмъ былъ ведринный. Съ 150 милліоновъ десятинъ посѣвной площади крестьянскаго хлѣба было много и продовольствіе городовъ и арміи было обезпечено...
Происходило подлинное чудо; никто не ожидалъ такого дружнаго отвѣта на призывъ мало еще извѣстной власти. Слухи доходили, что кое-кто по деревнямъ упирался, но такимъ по базарамъ и въ селахъ давали бучку и заставляли везти.
Авторитетъ правителя выросъ неимовѣрно. Всѣ сомнѣвавшіеся въ новой власти притихли. Крестьянство этимъ пудомъ хлѣба показало на чьей оно сторонѣ.
Этотъ же вывозъ хлѣба повліялъ и на выборы въ Соборъ. Съ мѣстъ шли самыя добрыя свѣдѣнія...
Но не всюду шло ладно. Въ Коломнѣ, въ вагонъ главнокомандующаго и его малаго штаба — были брошены бомбы. К. былъ убитъ и число жертвъ было огромное...
Въ армію прибылъ Петренко, кандидатъ на постъ министра юстиціи. Армія поднялась, требуя казни безъ суда виновныхъ. Заступившій мѣсто убитаго К. — генералъ Т. вмѣстѣ съ Петренко вели спѣшное дознаніе. Виновниками оказались соціалисты-революціонеры партіи Савинкова. Заговоръ состоялъ изъ трехъ сотъ человѣкъ. Полевой судъ приговорилъ всѣхъ къ повѣшенію... Правитель объявилъ партію соціалъ-революціонеровъ впредь до открытія Собора внѣ закона...
Въ ставку правителя начали поступать телеграммы изъ Англіи, Чехословакіи и Германіи; правительства этихъ странъ запрашивали о казни трехъ сотъ и взывали во имя «правъ человѣческихъ» остановить «неслыханный русскій терроръ». Оставшіеся за рубежомъ группы соціалистовъ обращались ко всѣмъ странамъ міра, моля объ укрощеніи правителя.
Правитель отвѣчалъ: «не имѣю времени разъяснять и заниматься второстепенными вопросами. Я дѣйствую за свой страхъ и отвѣчаю Наслѣднику престола и Собору, интересуясь лишь правами русской націи, a не обще-человѣческими; прошу ваше превосходительство избавить нашу страну отъ вашего новаго вмѣшательства, что я дѣлаю по отношенію къ правительству вашей великой страны».
«Конфликты», — эти проявленія международныхъ «нервовъ», выходили изъ моды. Европа была отучена отъ нихъ большевиками, которые разваливали международное право, издѣваясь надъ нимъ и разоблачивъ немало беззаконій. Напоминать державамъ о соучастіи въ 1921 и 22 г. въ террорѣ большевиковъ, рабочихъ — правитель не хотѣлъ.
Къ тому же Европѣ было не до Россіи. Франція напряженно переговаривалась съ угрожающими Германіей и Италіей, и старалась найти себѣ союзниковъ. Неудачная монархія Германіи боролась съ демократіей и одновременно опиралась на нее, устраивая послѣ двухъ революцій разстроенное хозяйство. Англія, дѣлая уступку за уступкой Индіи и Египту, принимала гордыя позы — но всѣ знали ея безсиліе...
Метрополія слабѣла. Кризисы не прекращались...
Правитель разбирался въ положеніи запада. Онъ отлично зналъ, что ни одна страна активно не вмѣшается въ русскія дѣла. Уроки 1917 года и большевиковъ не забылись...
Теперь, когда не годами, a часами, стихійно, наново строилась Россія, и надо было не направлять политику, a спѣшно слѣдовать за самотокомъ событій, — правитель и его сотрудники заняты были лишь внутренними дѣлами. Протестъ соціалистовъ былъ такъ слабъ и въ странѣ опредѣлилось такое ничтожество этой партіи, что правитель отмелъ самый вопросъ, предоставивъ управляться на мѣстахъ самимъ совѣтамъ...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Обязываю командующихъ держать въ извѣстности части о всѣхъ событіяхъ, и напоминаю о возложенной на армію задачѣ — возстановить порядокъ для введенія законнаго строя въ государствѣ, — гласилъ приказъ новаго командующаго арміей, молодого генерала Т. Такой же смѣлый и умный, какъ его предшественникъ, онъ быстро пріобрѣлъ популярность...
На второй день вступленія его въ командованіе, начались ожесточенные бои въ районѣ Бологое. Лѣтописецъ кратко описывалъ происшествія этихъ боевъ. Онъ сознавалъ, что «рука не въ силахъ держать перо, a мысль — диктовать»... до такой степени упорны и ожесточенны были атаки. Плѣнныхъ не брали, и поля были завалены трупами...
Послѣдніе большевистскіе полки показали, что они умѣютъ драться... Теряя артиллерію, обойденные и Смоленскими корпусами и подошедшимъ изъ Перми 3-мъ Сибирскимъ Корпусомъ, — они принимали штыковой бой, теряя двѣ-трети состава людей...
— Не сдаемся — раздавался хриплый крикъ шедшихъ въ атаку, и шеренги ложились и добивались остервенѣвшими солдатами правителя...
Въ самомъ Петербургѣ и въ окрестностяхъ шла неистовая рѣзня. Послѣдніе четверо комиссаровъ изъ оставшейся «головки» совѣтовъ, еще держались, ловя своихъ дезертировъ и казня правыхъ и виновныхъ...
Правитель потребовалъ отъ командующаго посылки Сибирскаго корпуса спѣшно идти на Петербургъ, назначивъ диктаторомъ Сѣверной области строптиваго, но смѣлаго генерала В...
— Кровь, опять кровь и день и ночь стоны! — писалъ лѣтописецъ, не имѣя силъ сообщать подробности.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Въ концѣ марта закончились выборы второй куріи. Предсѣдатели губернскихъ совѣтовъ просились явиться къ правителю. Отвѣчалъ онъ такъ: «никому не трогаться съ мѣста, принимать рѣшенія самимъ, дѣйствуя моимъ именемъ».
Выборнымъ въ Соборъ разрѣшалось ѣхать въ Moскву къ 15-му апрѣля. Первыми появились Сибиряки и Волжане.
Въ Москвѣ началось неописуемое возбужденіе...
Наспѣхъ выбранный совѣтъ Московской губерніи, съ отдѣлами по участкамъ города — имѣлъ мало авторитета. Москва бурлила, почему долго не входитъ правитель и войска. Разбои, налеты и выступленія оставшихся шаекъ большевиковъ и налетчиковъ не прекращались.
Правитель разрѣшилъ всякія сходки; и они собирались, но при малѣйшей попыткѣ ораторовъ возвращаться къ «старымъ лозунгамъ» — народъ ихъ срывалъ. Говорить больше было не о чемъ.
Москва ждала Собора... и Царя...
Изъ ближайшихъ къ Москвѣ городовъ, a так-же по Курской, Рязанской дорогѣ и изъ Бѣлоруссіи, потянулся конный и пѣшій народъ. Несмотря на распутицу, Москва наполнялась...
Къ Благовѣщенію, правитель и войска стали подходить.
Сѣрая, не нарядная, походнымъ порядкомъ, медленно двигалась масса войскъ. Путь былъ тяжелый; снѣгъ таялъ, но морозы утренники еще поддерживали дороги..
Московскій гарнизонъ, выстроенный шпалерами, встрѣчалъ войска y Тріумфальныхъ воротъ. Толпы москвичей, вдоль дороги были молчаливы.
Молчаливо шли и войска, впереди которыхъ, съ малой свитой, на неважномъ конѣ, въ походной формѣ ѣхалъ Василій Васильевичъ... Проѣхавъ Тріумфальныя ворота, поднявшись на стременахъ, онъ снялъ свою мѣховую шапку и высоко ее поднялъ...
Какъ по уговору, однимъ отрывистымъ, оглушающимъ крикомъ «ура» отвѣтила привѣтствіемъ толпа и, по знаку правителя, замолкла...
Не сказавъ ни слова, онъ тронулся дальше. Молчаливо, изрѣдка снимая шапку, онъ проѣхалъ черезъ густо стоящія толпы по Тверской. Остановился онъ y разграбленной, полуразрушенной часовни Иверской Божьей Матери. Въ ней онъ долго молился, передъ спасенной, но оставленной безъ ризъ и украшеній иконой. Выйдя изъ часовни, сдѣлавъ знакъ рукой, онъ громко сказалъ:
— Ждите терпѣливо, молитесь, ведите себя безупречно, сами охраняйте порядокъ...
Заливъ площадь, улицы и ряды, массы народа стояли безъ шапокъ...
Подали коляску, и правитель отбылъ къ Патріарху.
———
Часть войскъ занимала бывшіе судъ и казармы Кремля. Загаженный и разоренный послѣдними, передъ бѣгствомъ, стычками, Кремль приводился въ порядокъ. Пострадали больше всего — дворецъ, Церкви, палаты. Все было заперто.
Въ день въѣзда правитель совѣщался съ прибывшими членами губернскихъ совѣтовъ и уполномоченными, имѣющими ѣхать на мѣста.
На пятый день пребыванія въ Москвѣ онъ издалъ указъ объ открытіи Земскаго Собора на 9-ое мая, призывая населеніе до сего срока спокойно производить полевыя и заводскія работы.
Опытъ довѣрія газетамъ не удался. Съ перваго же выхода четырехъ газетъ, началась партійная ругань, внося опять духъ злобы и разложенія. Правитель закрылъ газеты, издавая лишь Вѣстникъ событій и приказовъ...
A событія нагромождались, и слѣдить за ними и создавать ихъ было трудно. Но правитель не терялся, хотя многое дѣлалъ машинально. Онъ былъ увѣренъ лишь въ томъ, что красная власть потеряла всякій авторитетъ и что спасенія ей нѣтъ.
Ставка правителя была на народъ. Онъ видѣлъ, что въ народѣ не слишкомъ пылко, но какъ-то необыкновенно сосредоточенно, проявлялось новое чувство патріотизма, и онъ увѣренъ былъ, что никакого поворота къ прошлому уже не произойдетъ. Правитель телеграфировалъ Наслѣднику о желательности его прибытія...
Принявъ посланца отъ командующаго арміями, онъ передалъ письмо на его имя; заканчивалось оно такъ: «увеличьте напряженіе. Не давайте пощады краснымъ и малодушнымъ. Постарайтесь въ двѣ недѣли сломить сопротивленіе послѣднихъ вооруженныхъ силъ противника»...
